Знакомство с Главным конструктором Сергеем Павловичем Королевым моя конструкторская судьба подарила мне в начале 60-х годов.

Основой для знакомства послужило стремление Королева использовать для снижения космического корабля, его торможения в атмосфере и посадки на землю авторотирующий несущий винт, подобный вертолетному. Все началось с того, что летом 1959 г., в один из моих приездов в Москву, мой товарищ по институту, работавший в то время в НИИ, тесно связанном с конструкторским бюро Сергея Павловича Королева, сообщил мне, что СП собирается использовать для посадки спускаемого аппарата несущий винт. "Ты подумай об этом. Мне это дело кажется интересным",- сказал он.

...

Посмотрел чертежи. Поговорил с конструкторами и расчетчиками. Чертежи как чертежи, графика не лучше, чем у нас. Квалификация рядовых специалистов тоже примерно одинакова. Но всех отличает необычно большое чувство гордости за дело, в котором они участвуют. Заслуженно. И все часто и охотно цитируют СП, ссылаются на СП, говорят об СП. Видно, что он не только авторитетен, но и очень популярен в своем КБ. Повседневные встречи с ним ожидаются, как встречи с любимыми артистами или учеными, и потом подолгу обсуждаются в коллективе.

...

Мы вошли в большую и, как мне показалось, темную комнату (возможно, ее окна были закрыты от солнца) с длинным столом для заседаний, и в этот момент в светлом дверном проеме торцевой стены показался невысокий плотный человек с крупной головой (которого вся читающая прессу часть человечества знала в то время под именем, точнее, обозначением, Главный конструктор) - хозяин кабинета встречал нас на пороге своей рабочей комнаты.

После коротких приветствий, представлений и рассаживания Сергей Павлович внимательно и цепко посмотрел на меня,- я отметил крупный, высокий, увеличенный лысиной лоб, густой, я бы сказал, толстый, загар на лице, какой бывает у людей, с утра до вечера работающих под солнцем, живые карие глаза. Он спросил:

- Вы знаете, зачем я вас позвал?

- Марк Лазаревич в общих чертах говорил мне...

- Нам надоело летать на тряпках, рано или поздно они нас могут подвести,- перебил он, необычайно напористо и даже, пожалуй, агрессивно.

Я внутренне улыбнулся: полеты в космос только-только начались (за два года слетало всего шесть человек), еще человечество с восхищением и каким-то мистическим уважением встречало каждый новый полет, а его это уже не устраивает, ему уже надоело так летать. И потом, почему тряпки (надо понимать - парашюты) могут подвести, а несущий винт или крыло не могут? Единственная общая черта всех технических устройств - способность отказывать...

Было понятно, однако, что все преувеличения в словах понадобились Королеву для того, чтобы довести до моего понимания, каким важным он считает дело, на которое он меня зовет, как ему хочется, чтобы роторная посадка была сделана.

- Настало время, когда мы самым серьезным образом должны заняться проблемой посадки после возвращения из космоса,- продолжал Сергей Павлович.- Парашюты - это не конструкция для полета... (Такая своеобразная аргументация - "не конструкция" - мне очень понравилась, я встречал ее только у действительно хороших конструкторов.)... Пара-шюты - отличное спасательное средство, и мы его с успехом применяем для приземления. Но ведь нам нужно не просто приземляться... Нам нужно приземляться точно в том месте, в каком захотим. Значит, необходимо управлять кораблем и маневрировать в процессе спуска... С парашютами этого не сделаешь. Не способны они на это... Правда, пока нашими кораблями, и парашютами в том числе, все довольны, Но конструктор должен уметь смотреть вперед. И посадкой космических кораблей, повышением ее точности надо заниматься немедленно. Безотлагательно.

Говорил он увлеченно, страстно, убежденно, на одном дыхании, все время заботясь о том, чтобы его слова производили на меня хорошее впечатление.

- В самую первую очередь нам нужно заниматься роторной посадкой. Она очень перспективна. Вы нам ее сделаете, и это будет еще один важный шаг в космических делах.

На Королеве - темносерый костюм в крупную черную едва заметную клетку фабричного массового пошива, серая рубашка с расстегнутым воротником, без галстука. Когда он говорит по телефону, то весь сосредоточивается на разговоре, глядя в какую-то одну точку. Впечатление такое, что он мысленно рассматривает своего далекого собеседника.

Я поинтересовался, как Королев организационно представляет себе мою работу над роторной посадкой.

- Вы переходите к нам. Соберем нужных специалистов и без всяких проволочек начнем работу...

...

Обращает на себя внимание его стремление приладиться к собеседнику: он со всеми разговаривает по-разному, причем манера разговора определяется не служебным положением собеседника, а какими-то другими, непонятными мне мотивами.

Рабочая комната Королева невелика - 16 квадратных метров, не больше. Письменный стол. Пара кресел для посетителей. Большой шкаф. Мебель достаточно разношерстная. Телефонный пульт и два отдельных аппарата. Стены комнаты выкрашены в зеленый цвет, который, как мне показалось, не очень гармонирует с цветом мебели и особенно с коричнево-сиреневым покрытием стола. Глобус Луны и копия вымпела, на нее заброшенного. Это было, кажется, недавно. Всего неполных четыре года прошло. А сколько принципиально новых, фантастических событий произошло с той поры: полеты на Венеру и Марс; полеты в космос животяых; полеты космонавтов Гагарина, Титова, Николаева и Поповича, Быковского и Терешковой. И невидимые нити управления всеми этими и многими другими, еще неизвестными мне свершениями стягивались и стягиваются в небольшую светлую комнату, в которой сейчас сидит, слегка откинувшись в кресле, действительный руководитель действительно грандиозных свершений и спокойно разговаривает по телефону, уставившись взглядом в одну точку. Скоро он закончит свой разговор и опять начнет уговаривать меня, чтобы я взялся сделать устройство, нужное, по его мнению, делу, которому он служит.

Мне все больше и больше становился симпатичен этот человек. Я уже сумел оценить его демократичность в разговоре и полное отсутствие заботы о собственном престиже, по крайней мере, в разговоре наедине. Почему я заставляю его тратить столько времени на уговоры? Что мешает мне принять его предложение?

Королев положил трубку, посмотрел на меня, подумал, улыбнулся хорошей улыбкой и сказал:

- Я исчерпал все свои аргументы. Как вас дальше уговаривать - не знаю. Знаю, что нам очень нужна роторная посадка, и: верю, что вам она по силам. Научите меня, что я должен сделать, чтобы вы пришли к нам и взялись за это дело.

- Сейчас я занимаюсь делом, которым смогу заниматься всю жизнь,- возразил я.- А к вам должен прийти на выполнение разовой работы. Что я буду делать, когда роторная посадка будет закончена? Искать себе работу на вертолетном заводе, где мое место уже будет занято? Налаживать испорченные отношения в министерстве и выслушивать вежливые упреки в том, что я отстал от развития настоящего вертолетостроения? Кроме того, разве у вас в КБ и вашем министерстве все думают о важности роторной посадки так же, как вы? Наверняка, найдется множество людей, занимающих высокое место в вашей иерархии, которые сочтут это дело никчемным с вытекающими отсюда последствиями.

Сергей Павлович как-то сник и сказал грустно:

- Во многом вы правы. Для вас есть доводы и "за" и "против". Но для нашего дела есть только "за", и роторная посадка не разовая работа. Она очень перспективна. Ее хватит на всю вашу жизнь и на мою тем более. Мне пятьдесят шесть лет уже. Вот что действительно нужно сделать,- продолжал он,- обеспечить особенную поддержку вашей работе, по крайней мере на первых порах, пока к ней не привыкли. Я сам вам буду помогать, и вы будете иметь контакт со мной, как только захотите.

"И это многих дополнительно восстановит против меня и роторной посадки",- подумал я.

Кто знает точно, как рождаются решения в его собственном сознании? Я - не знаю.

Но хорошо помню, что как раз в этот момент разговора я понял, что пойду к Королеву и сделаю ему его роторную посадку, а там - будь что будет. Пойду, бросив интересное и любимое дело. Пойду, хоть это не очень-то разумно и, скорее всего, совсем неперспективно для моей судьбы. Пойду, несмотря на то что мне предстоит преодолеть множество трудностей вживания в большой, сложный, именитый и самолюбивый коллектив, о чем, кстати, до той минуты я как-то не задумывался. Пойду на каторжную работу с мучительными поисками нужных решений, с огорчениями и неудачами.

Почему же тогда пойду?

Потому что за все шестнадцать лет моей конструкторской работы (теперь, когда пишутся эти строки, можно сказать: за тридцать четыре года) меня никто и никогда не просил сделать что-нибудь так, как просил Сергей Павлович. Да не только так, а в половину, в десятую долю от того, как делал этот человек,- инициатор и руководитель многих действительно исторических свершений.

До него мне приказывали или поручали, обязывали или заставляли выполнять какие-то работы, исходившие сверху или со стороны. А Сергей Павлович меня искренне просил, страстно и самозабвенно упрашивал сделать ему роторный спуск, роторную посадку. И не потому, что его самого обязали заниматься таким спуском, что ему это дело "было записано". Он просто видел свой долг в том, чтобы "нас не обогнали", чтобы мы - он сам, я, наш народ, наша страна - шли впереди всех в освоении космоса. Просил же он именно меня только потому, что, по его представлению, в сложившихся обстоятельствах кратчайший реальный путь к роторной посадке заключался в привлечении меня к ее осуществлению. Ему были нужны мой конструкторский опыт, мои конструкторские способности, мой конструкторский труд.

...

... Королев уставился в свою точку, и в комнате очень надолго (по моему восприятию) наступила тишина. Мне стало совсем не по себе.

Должно быть, я чем-то выдал себя или Сергей Павлович сам понял мое состояние. Только он вдруг, ни слова не говоря, вытянул вперед свободную левую руку, положил ее на стол и поднял вверх большой палец. Мое напряжение сразу снялось.

Через некоторое время Сергей Павлович ловким, отработанным движением вставил телефонную трубку между ухом и плечом (именно вставил: шея у него немного короче обычной), положил освободившуюся правую руку параллельно левой и поднял вверх большой палец и этой руки.

Так он и запомнился мне: внимательно глядящим в одну точку прямо перед собой, с руками, лежащими перед ним на столе, как у И. П. Павлова на известной картине М. В. Нестерова, и поднятыми вверх большими пальцами.

На руках Королева - ссадины от слесарной работы, скорее всего, недавно что-то сам делал дома по хозяйству или возился с автомобилем. Пальцы рук довольно толстые, с очень коротко остриженными ногтями.

...

Думаю, что Сергей Павлович не одного меня так активно звал на свое дело. Он ясно знал, что хочет, понимал, какое значение для осуществления его замыслов имеют умелые люди, и не жалел времени и сил для привлечения их к делу. Да и психолог он был отменный, умел подбирать ключи к собеседнику.

...

... На этот раз меня встретили в проходной и проводили почему-то в чей-то чужой небольшой кабинет. Там сидел Королев и делал пометки на листе бумаги с машинописным текстом. Опоздал я на пятнадцать минут.

- Я не учел, что в этот час машин много. Сам я всегда по осевой "ду. Милиционеры мою машину знают - не останавливают, привыкли,- сказал он, здороваясь со мной. И продолжил: На днях у меня был разговор с министром относительно вас. Он обещал в ближайшее время положительно решить вопрос. Давайте смотреть ваши предложения.

Я вытащил свои рисунки и графики и собрался докладывать по порядку. Но Сергей Павлович остановил меня, взял материалы и молча, не спеша просмотрел их один листок за другим, отдал мне и сказал: "Теперь рассказывайте".

Докладывать специальные вопросы неспециалисту всегда трудно, главным образом из-за того, что неизвестно, насколько запас его знаний достаточен для адекватного восприятия предложения. Поэтому, готовясь к докладу, приходится делать какие-то предположения об уровене знаний будущего слушателя. Если слушатель новый, то эти предположения в той или иной степени оказываются, как правило, ошибочными, их приходится корректировать в процессе доклада и делать это достаточно аккуратно. Иначе можно услышать недовольные заявления вроде: "Что вы мне элементарщину рассказываете?" и "Не читайте мне лекцию". Или наоборот: "Зачем вы меня запутываете вашими тонкостями?".

Бывает и хуже. Благодаря сдержанности реакций или повышенной стыдливости слушателя докладчику не удается уловить, как понимается доклад, и его корректировка не производится. В результате - непонимание доклада (иногда полное) и недовольство тем, кто докладывает.

Перечисленные сложности многократно возрастают, если докладывать приходится не одному, а нескольким слушателям. У всех разный уровень знаний, разное восприятие доклада. Да еще, бывает, слушатели мешают друг другу. Поэтому я очень обрадовался тому, что Сергей Павлович слушал меня в одиночку. Дальше выяснилось, что он вообще слушатель отличный, ставящий своей целью доскональное понимание того, что ему докладывают. И не только потому, что это нужно, но и потому, что это интересно.

Когда-то, в пору моей молодости, мой старший коллега С. сказал мне про одного главного конструктора: "Вы поймите, ему совсем неинтересно то, о чем мы ему говорим. Все эти узлы, болты, маховые движения, механизмы - для него сплошное мучение. Его интересы теперь сосредоточены только на "политике", продвижении техники и своего имени. Он давно перерос должность главного конструктора".

Докладывая в тот день свои предложения Королеву, я понял, что к нему такие слова не подходят совершенно. Он полностью соответствовал должности Главного конструктора, которая росла и поднималась вместе с ним, вместе с кругом решаемых им задач и даже стала писаться с большой буквы. Его интересовали все стороны конструкторской работы. Если бы осуществимо было невозможное - без ущерба для времени создания ракетно-космических систем все в них делать самому,- он бы и делал все сам с интересом и удовольствием. Решал бы сложнейшие технические вопросы, конструировал узлы и приспособления, подбирал краски, рассчитывал оболочки и тепловые процессы и, между прочим, проектировал несущий винт для роторной посадки.

В начале моего доклада он сам принялся за пополнение с моей помощью своих знаний в тех областях вертолетного дела, которые были связаны с предложением, и начал... с самого элементарного. В качестве инструментов изучения он активно использовал необычные для должностного лица его ранга выражения: "Почему так?", "Как это обычно делается?", "Не понял. Повторите", "Кажется, я неправильно понял",- которыми перебивал меня время от времени. Знал он многое. Улавливал существо дела быстро и точно. Очень хорошо запоминал слышанное. Воспроизводил точно, уверенно, свободно. Старался запомнить терминологию. Иногда он задумывался, глядя при этом в одну точку, как это делал при разговорах по телефону.

Кстати, за всю встречу нас не потревожил ни один телефонный звонок. Может быть, для этого и был использован чужой кабинет?

Постепенно ему стали понятны само предложение и отличие его от других предлагаемых способов применения несущего винта для снижения космического аппарата.

Большой и откровенно радостной неожиданностью для Сергея Павловича была заключающаяся в моем предложении возможность использования несущего винта и даже невращающихся лопастей винта в течение всего спуска космического аппарата в атмосфере.

После того как он тщательно разобрался в непростой кинематике винта в процессе его раскрутки, он сумел оценить и другую возможность - изменять обороты несущего винта в процессе спуска, останавливать и складывать винт и вновь приводить его во вращение, осуществляя тот или иной маневр аппарата.

К концу встречи Сергеи Павлович собрал рисунки, еще раз внимательно и не спеша пересмотрел их и, отдавая мне, сказал:

- Это вы сами рисовали? Я понял, что вопрос относится к безукоризненной художественно-технической графике рисунков.

- Нет, это Сергей Николаевич Фомин, есть у нас такой молодой инженер.

- Редкий талант. Сколько же он у вас зарабатывает?

Я назвал примерный заработок Фомина.

- Мало,- сказал Королев.- Сколько ему лет?

- Двадцать восемь.

- Все равно мало. Подумайте о том, что вам придется обрастать людьми.

Я понял, что он примечает способных людей, дорожит ими и что Фомин ему заочно приглянулся.

Было уже темно, когда я уходил домой. Сергей Павлович остался работать: перед тем, как попрощаться со мной, он по телефону вызвал уже в свой собственный кабинет, несколько сотрудников.

Мое удовлетворение результатами доклада было полным. Теперь Сергей Павлович достаточно основательно и глубоко знал основные вопросы проблемы роторного спуска и вполне мог руководить созданием его как части всей системы.

Третий разговор был прямым продолжением предшествующего....

...

В ходе разговора Королев внезапно разозлился на меня. Получилось это так. Как-то случайно наш разговор вышел на попытки поставить крылья на космические корабли, запускаемые обычными ракетными системами, и я сказал, что от этих попыток отказались слишком поспешно.

- Вы знаете, как это сделать? - сказал он резко, приходя, как я почувствовал, в ярость от моей, как он, по-видимому, счел, наглости ("Мы здесь работаем, стараемся, а он...").

- Нет, но думаю, что все-таки можно подумать, как это сделать.

- Вы знаете, почему пришлось отказаться от этих попыток?

- Знаю.

- Расскажите,- сказал он, считая, что сейчас выявит мое незнание и легкомыслие и тем самым поставит меня на место.

Однако я был хорошо знаком с вопросом и рассказал, что знаю. Должно быть, экзамен я выдержал, потому что он дослушал до конца и совсем спокойно сказал:

- Ну что ж, придумывайте.

Дальнейший наш разговор разворачивался по спирали. Мы несколько раз возвращались к одному и тому же вопросу, разбирая его на разных уровнях. По ходу дела Королев уверенно оперировал знаниями, полученными в предшествующую встречу.

В разговоре Сергею Павловичу свойственно глубокое внимание к словам собеседника, умение встать на его позицию и быстрая реакция на то, что ему говорилось,- качества безусловно положительные, обеспечивающие высокую эффективность общения. Но благодаря им он, увлекаясь в разговоре, начинает перебивать собеседника, отвечая не на то, что тот высказал, а на то, что тот, по его мнению, собирается ему сказать. И на самом деле угадывает это достаточно точно в большинстве случаев, но не всегда, конечно... Как точно замечено, "наши недостатки суть продолжения наших достоинств", и существуют они неразрывно.

...

Прощаясь, Сергей Павлович сказал, что в ближайшие дни состоится его встреча с министром и он рассчитывает договориться обо мне. Через неделю он позвонил мне и не без огорчения сообщил, что из его разговора ничего не вышло.

Так получилось, что третья моя встреча с Сергеем Павловичем Королевым была и последней, если не считать случайных встреч.

Прошло более двух лет, и в декабре 1965 г, Сергей Павлович внезапно позвонил мне, посетовал на то, что роторный спуск "все еще не делается как следует", расспросил о моих работах, шутливо "подначил", что медленно работаем, и вдруг спросил:

- Вы собирались придумать, как установить крыло на обычный космический корабль. Придумали что-нибудь? Эта задача становится очень важной. . .

А я ведь начисто забыл о том разговоре!

- Пока нет, но буду думать.

- Думайте.

После этого я всерьез занялся поисками нужного решения. Мне очень хотелось его найти и рассказать о нем Сергею Павловичу. В конце концов это решение было найдено, но рассказать о нем было уже некому...

О том, что Сергея Павловича Королева не стало, я узнал в доме отдыха на Валдае.

В залитом электрическим светом вестибюле было шумно и весело. Кино только что кончилось. Молодежь собиралась на танцы. Остальные не спеша расходились по комнатам и холлам или группировались вокруг кабин междугородного телефона. Заглушаемое смехом и говором, не выключенное кем-то радио передавало вечерний выпуск последних известий. И вдруг...

Мне показалось, я не расслышал. Подошел поближе к репродуктору. Нет, к сожалению, расслышал. В некрологе впервые публично соединились вместе слова "Главный конструктор" и "Королев".

Я оделся и вышел в парк. Редкие огни светились вдоль аллеи, ведущей к большому озеру. Поскрипывал под ногами снег. Стенами стояли черные ели с белевшими на них причудливыми шубами. И над валдайскими озерами, над всей заснеженной новгородской землей раскинулось звездное небо. Земное небо, которому никогда уже не быть в нашем сознании таким, каким оно было до Королева.

Вспомнилось, как мы целыми семьями в положенное по графику время выходили из домов смотреть движущуюся яркую звездочку - второй искусственный спутник Земли. (Первый был маленький, от него осталось только "бип-бип".) Вспомнилось, как перехватило дыхание от радости и гордости пашей Победой, когда мы впервые услышали: "...Пилотируемый гражданином Советского Союза..." Как появилась добрая дежурная шутка: "Что-то давно наши в космос не летали!"

В течение целого десятилетия, со дня запуска первого спутника до последних дней своей в общем-то очень короткой жизни, Сергей Павлович Королев был действительным лидером, самым первым лидером не только нашей отечественной, но и всей мировой космонавтики. Ему удивлялись, за ним шли, его пытались догнать...

На следующее утро печальная новость разнеслась и осмыслилась по всей округе. За газетами вытянулась длинная очередь, как в дни первых космических свершений. Всем хотелось увидеть впервые портрет легендарного Главного конструктора. Все говорили о нем. Тихо, уважительно, с благодарностью и грустью. Вот этому Сергей Павлович определенно порадовался бы. Ведь не случайно же он в ответ на выражения восхищения и поздравления говорил обдуманно и взвешенно: "Не для себя стараемся". Эта короткая фраза звучала у Королева очень емко.

У Сергея Павловича было очень острое чувство ответственности за дело, которое он делал. "Нам доверили... От нас ждут... Мы не можем зря тратить деньги... Мы не можем обмануть надежды..."

Он говорил "безответственный человек" так, словно этот уличенный в безответственности перестал для него существовать.

Его повышенное чувство ответственности, мне кажется, объяснялось тем, что он по достоинству ценил доставшиеся ему и его сотрудникам небывалые возможности коллективного творчества и деятельности, да еще в уникальный момент развития техники. Понимал, что они, эти возможности, вытекают из технического и организационного потенциала нашей страны, из ее огромных (но не безграничных) ресурсов, созданных трудом всего советского народа, трудом каждого из нас.

Мне приходилось встречать главных конструкторов, которые по тем или иным причинам воспринимали свое положение и предоставленные им возможности как должное. Королев, наученный жизнью, наоборот, высоко ценил их, гордился и считал своим долгом отрабатывать их перед народом ежедневно и ежечасно.

Именно поэтому народное уважение и благодарность не могли не быть для него высшей формой награды.

Прошло уже немало лет с первых дней освоения космоса, и с каждым годом все более значительными представляются события того времени. Становится ясно, что проникновение в космическое пространство - одно из самых важных исторических завоеваний человечества. Оно не только открыло необозримые перспективы использования этого пространства. Оно превращается в важнейший фактор дальнейшего развития самого человечества. В связи с этим все большее внимание привлекает личность Сергея Павловича Королева, даются определения его роли в космических делах.

По моему мнению, его можно назвать начинателем практического освоения космоса. Действительно, начинатель - это человек, который "...видит дальше других и хочет сильнее других. Он решает научные задачи, поставленные на очередь предыдущим ходом умственного развития общества; он указывает новые общественные нужды, созданные предыдущим развитием общественных отношений; он берет на себя почин удовлетворения этих нужд" (Плеханов Г. В. К вопросу о роли личности в истории, М,: Госполятиздат, 1948, с. 41.).

Не правда ли, кажется, все это - точно о Королеве?

Ведь на самом деле, в его время существовали или создавались другие ракетные системы, которые с успехом можно было использовать для запусков спутников и пилотируемых космических кораблей. Но конструкторы этих систем не увидели, не разглядели возникшие космические возможности, не сумели оценить возникающие идеи и предложения, не поняли их значения для будущего и поэтому не захотели осуществить их так, как захотел Королев.

Он не только захотел, он показал необходимость и своевременность проникновения в космос, что открыло пути к осуществлению этого проникновения. Он взялся, наконец, за решение комплекса труднейших научно-технических проблем и успешно руководил их решением. Он действительно был начинателем практического освоения космоса.

Процитированная выше работа - одна из первых основополагающих исторических работ русских марксистов. Она написана за десять лет до рождения С. П. Королева, в канун наступления века, положившего начало гигантским социальным преобразованиям нашей страны и освоению космоса.

Деятельность начинателя, говорится дальше в работе, является сознательным и свободным выражением необходимого и бессознательного естественного хода вещей. "В этом - все его значение, в этом вся его сила. Но это - колоссальное значение, страшная сила" (Плеханов Г. В. Указ, соч., с. 41.).

И еще - в той же работе поставлен знак равенства между историческими понятиями "начинатель" и "великий человек".

Вот, значит, как бывает. Живет и работает рядом с нами человек. Почти такой же, как все или некоторые из нас. А потом оказывается он - великий...