Сергей Павлович обладал удивительной способностью убеждать людей и проводить свою линию. Помню, однажды при разработке очень важной темы (речь идет о новом носителе) нас преследовали сплошные неудачи. Раз за разом (я уж не буду называть, сколько раз подряд) мы терпели неудачи. Дело казалось тупиковым...

Королев созвал большое, представительное совещание, пригласил всех главных конструкторов, президента Академии наук, двух или трех заместителей министров. Обсуждался вопрос о дальнейшей судьбе темы. После краткого сообщения Королева выступили почти все присутствующие, и все сказали примерно одно и то же: мы должны изменить методику летных испытаний, надо провести отработку поэтапно, посистемно, на более простых носителях. Все понимали, однако, что такой подход отодвинет сроки на полтора-два года как минимум.

Сергей Павлович предлагал продолжать работу в принятом ОКБ варианте: он чувствовал, видимо, что успех уже совсем близок. Он отвергал доводы всех товарищей, которые выступали. Ему говорили, что почти все системы отказывали, нет такой системы, которая бы не отказала. Сергей Павлович говорил: "Ну и хорошо, что отказывали, теперь мы эти отказы устранили, теперь уже лучше". Ему напоминали о системе, которая уже три раза отказывала. А он отвечает: "Значит, эта система лучше других отработана, она больше не откажет".

Устроил он небольшой перерыв, чаепитие, переговорил кое с кем наедине в рабочей комнате... Продолжили совещание. Оно кончилось поздно, около полуночи, и к концу совещания все пришли к единому мнению - продолжить работы без изменения методики испытаний. Продолжили - и очень скоро добились успеха.

Сергей Павлович был очень требовательным, но и помогал. Есть, к примеру, какой-то важный документ, который надо подписать в высших инстанциях. Он понимал, что если пустить дело па самотек, то оно будет тянуться долго. Он делал так. При тебе каждому звонил: "К тебе придет товарищ, пожалуйста, прими: его без проволочек. Посмотри, подпиши, если есть вопрос - позвони мне, только прошу, сделай быстро". И после этого, обращаясь к своему сотруднику:

- Слышал, о чем я договорился?

- Слышал.

- Иди выполняй без промедления.

И не успеешь выйти из кабинета, как вдогонку несется:

- Подожди! На чем поедешь? Возьми мою машину, ее все знают, тебя пропустят прямо на территорию, и все быстро сделаешь.

Тут же дается указание секретарю относительно машины. Такая помощь для нас была, конечно, очень действенной, она сокращала время, и без лишней волокиты удавалось делать дело.

Сергей Павлович очень любил и умел учиться. Он не стеснялся своих младших товарищей. Часто вызывал нужного ему человека, специалиста по какому-то узкому вопросу, и подробно обо всем его расспрашивал. Иногда эти разговоры длились по два-три часа. И, несмотря на это, через некоторое время он повторно вызывал по тому же вопросу и говорил: "Ну-ка объясни, почему это так..."

Он готовился к выступлению в министерстве или на Совете главных конструкторов или готовился к защите очередного проекта и хотел быть досконально подготовленным. Поэтому много спрашивал. Ты ему объясняешъ, он слушает. Потом говорит: "Послушай, я тебя правильно понял?" И повторяет весь ход рассуждений. При этом требует, чтобы его обязательно поправляли, если он где-нибудь будет не очень точным. Когда все понятно до конца и особенно тогда, когда вопрос приятный, выигрышный, он улыбается, подмигивает, потирает руки, иногда мягко похлопает по плечу. Страшно доволен, что проник в глубь еще одного тонкого вопроса.

Однако, излагая его, он всегда вносил в него и какое-то свое понимание, свою логику. И часто получалось так: послушаешь его изложение, начинаешь по-другому воспринимать суть и важность вопроса в общем контексте, узкоспециальное понимание постепенно уступает место более широкому взгляду. Словом, эти разговоры оказывали сильное влияние на формирование мировоззрения любого специалиста, к чему, видимо, и стремился Сергей Павлович.

Иногда у него проскальзывала такая мысль: "Какой ты счастливый, ведь можешь работать только над одной вещью, а мне приходится заниматься всем сразу".

Сергей Павлович умел, как никто другой, охватить в целом все наиболее важные стороны проблемы, и по сумме знаний, по способности системного мышления ему не было равных в нашей отрасли. Одновременно он умел выделять и запоминать такие, казалось бы, мелочи, которые даже узким специалистам не представлялись важными. Но мы неоднократно убеждались в том, что его осведомленность в мелочах и способность оценить их значение для вопроса в целом решали успех дела.

Было время, когда единственным документом, объединяющим все наиболее важные и принципиальные вопросы управления, был так называемый баллистический протокол. Он подписывался и утверждался всеми главными конструкторами, рядом других ответственных руководителей, а также участниками работ, отвечающими за точное и строгое обеспечение технологии испытаний.

И вот наступал час полета. В самые ответственные моменты полета выяснялось, что есть единственный человек, который лучше всех владеет всем арсеналом знаний, необходимых для осуществления руководства полетом: это был Сергей Павлович Королев. Он умел мгновенно сориентироваться в сложной обстановке, подключить нужных людей, поставить вполне конкретные задачи и вопросы, объединить все усилия, сконцентрировать коллективную мысль в единственно правильном направлении. И делал это не только потому, что на нем лежала самая высокая ответственность за исход полета. Он действительно лучше всех видел, чувствовал, знал, догадывался, прогнозировал и в конечном счете принимал решение. Лично я не знаю таких его. решений, принятых в оперативной обстановке, про которые позже можно было бы сказать, что они были неверными или что иные решения привели бы к лучшему исходу, если речь шла о неудачных пусках. Его опыт в управлении полетами первых сложных космических комплексов послужил главным руководством к дальнейшему упорядочению и развитию этого важнейшего в космической технике дела.

Конечно, в оперативной обстановке для принятия решения времени всегда в обрез: от нескольких часов до нескольких секунд, и тут Сергей Павлович проявлял всю свою решительность и способность проводить работу в темпе "блица".

В нормальной, будничной обстановке ему тоже приходилось принимать множество решений различной степени важности и ответственности. Со стороны могло показаться, что он решает быстро и без колебаний. На самом же деле почти всегда этот "блиц" был плодом многих раздумий, колебаний, проверок, сопоставлений...

Он любил говорить: "Доверять доверяй, но проверяй!" И проверял! Проверял пристрастно, иногда явно подозревая недоброкачественность представленных данных, испытующе пронизывая взглядом собеседника. Он всегда держал голову несколько наклоненной вперед и поэтому, когда хотел посмотреть в глаза собеседнику, свои глаза поднимал вверх к бровям и пристально, не шевелясь, несколько секунд "просвечивал", как рентгеном.

Помимо официальных заданий, предусмотренных планами, приказами, личными указаниями, он применял метод выдачи "частных заданий", личных поручений. Иногда включал вопросы, выходящие за пределы вашей официальной должности и порученного вам направления работ. Это, мне кажется, делалось не только ради проработки интересующего его вопроса до постановки его в более общем плане перед коллективом, но и в целях изучения научно-технических возможностей того или иного сотрудника, для составления представления о его способностях к той или другой руководящей работе.

Получив такое задание с довольно свободным определением: "Будет что показать - позвони!" или с заранее оговоренным сроком встречи, стараешься выполнить его в меру своих сил и понимания. При обсуждении добытых результатов Сергей Павлович либо записывал наиболее важные моменты в один из своих блокнотов (или тетрадей), либо просил оставить ему рабочие листы, иногда просил оформить их в виде технической справки. Часто давал дополнительное поручение и снова назначал встречу. Если на следующей встрече он принимался внимательно сопоставлять новые результаты с предыдущими, это воспринималось как вполне естественный процесс. А вот когда при первом же обсуждении он одним глазом смотрел в твои данные, а другим что-то высматривал в своем блокноте и при этом либо недоверчиво покачивал головой, либо согласно кивал, это вызывало чувство то ли удивления, то ли неловкости.

Сидишь и чувствуешь, что Сергей Павлович тебя проверяет. Значит, он еще кому-то дал подобное задание и уже имеет какой-то ответ. Не поймешь: то ли тебя проверяет, то ли того, другого. Бывало, что через какое-то время в беседе с коллегой выясняется, что тот получал аналогичное задание. Ну и, конечно, тут же начинаем сопоставлять наши результаты. Если совпадают - радуемся, если противоречивы - спорим, ищем ошибки. Иногда после таких проверок Сергей Павлович сам открывал карты: "Ты посмотри вместе с... Что-то мне не нравится тут".

После нескольких таких встреч с Сергеем Павловичем понимаешь: надо все делать с наивысшей тщательностью. Этот метод контроля в руках Сергея Павловича достигал цели.

Часто удивляла и радовала способность Сергея Павловцча среди множества важнейших дел вникать вдруг во второстепенные хозяйственные дела. Будучи по своей натуре человеком заботливым, он прекрасно понимал, что для людей, работающих "не за страх, а за совесть", совсем не грешно создавать при любой возможности хотя бы небольшие комфортные условия. И люди это чувствовали и платили ему добром за добро.

Запыленные после многих недель работы на полигоне, в песках, обросшие, уставшие, специалисты прилетают после окончания очередного этапа испытаний. Сергея Павловича ожидает его служебная машина. Не помню случая, чтобы он тут же сел в нее и уехал. Он обязательно поинтересуется у своих помощников по хозяйственной части: на чем и как поедут люди по домам. Сколько автобусов, как отвезут почту, есть ли транспорт от смежных организаций для их людей? Как правило, одного-двух человек пригласит в свою машину, даст шоферу указание развезти их по домам. Если прилетели в неудобное время или в плохую погоду, обязательно сам распорядится, чтобы автобус развез всех по домам. Мелочь? Если такое запоминается на всю жизнь, нет, не мелочь.