...Пультовая - снятая святых космодрома.

Степы этого узкого, похожего на крепостной каземат помещения сплошь уставлены пультами с аппаратурой контроля и управления пуском. Перед каждым пультом, спиной к проходу, сидит оператор.

На небольшом дощатом возвышении у двух перископов стоят "пускающий" - Анатолий Семенович Кириллов (это он через несколько мидут произнесет решающее слово: "Пуск!") и его недавний учитель, заместитель Королева по летным испытаниям Леонид Александрович Воскресенский. В сущности, только они двое видят происходящее. Остальные вынуждены черпать информацию из показаний приборов, дублируемых краткими докладами операторов, да из сообщений, раздающихся из маленького динамика - очень домашнего, будто только что снятого с какого-нибудь пузатого комода в тихой, обжитой квартире. Сейчас этот динамик включен в линию радиосвязи командного пункта с кабиной космонавта.

В середине пультовой стоят четыре человека: Королев, Каманин, капитан Попович (эта фамилия получит мировую известность через год) и автор этих строк.

В руках у меня специально составленная коллективными усилиями "Инструкция космонавту", раскрытая в том месте, где речь шла об его действиях в "особых случаях", т. е. при разного рода технических неисправностях и вынужденных отклонениях от предначертанной программы полета. Предполагалось, что в случае чего мгновенное обращение к инструкции поможет своевременно выдать космонавту необходимую команду.

Правда, помнил я каждое слово этой первой инструкции, как нетрудно догадаться, наизусть, но тем не менее держал ее раскрытой: так потребовал, поставив меня рядом с собой, Королев.

Он же сам с микрофоном в руках негромко информировал Гагарина о ходе дел:

- Отведены фермы обслуживания...

- Объявлена пятиминутная готовность...

- Готовность одна минута...

- Прошла протяжка...

По самой подчеркнутой негромкости его голоса да по тяжелому, часто прерывающемуся дыханию можно было догадаться, что взволнован Главный не меньше, а, наверное, больше, чем любой другой из присутствующих. Но держал он себя в руках отлично! Так мне, во всяком случае, казалось, хотя я и сам в тот момент вряд ли был в полной мере способен объективно оценивать степень взволнованности окружающих. Все, что я видел и слышал вокруг себя: и нарочито спокойный голос Королева, и его тяжелое дыхание, и бьющаяся на шее голубая жилка - все это я по многолетней испытательской привычке (испытатель обязан видеть все) воспринял, загнал в кладовые подсознания, а потом, по мере того как эти детали неторопливо всплывали в памяти, заново пережил и оценил каждую из них. И снова убедился: отлично держал себя Королев в руках в эти острые, напряженные предстартовые минуты!

И только когда пошли последние команды: "ключ на старт... есть ключ на старт... пуск!", когда сквозь многометровые бетонные своды бункера донесся могучий, вулканический гул двигателей ракеты-носителя, а в динамике раздался голос Гагарина: "Поехали!" - только тогда Сергей Павлович "снял себя с тормозов" и в ответ на возглас Гагарина неожиданно громко, возбужденно закричал на всю пультовую:

- Молодец! Настоящий русский богатырь!..

А через несколько минут, когда среди почти непрерывных, перебивающих друг друга бодрящих докладов операторов ("ракета идет хорошо...", "давление устойчивое...", "есть отделение первой ступени...", "ракета идет нормально...") стало все чаще повторяться слово "пропуск"-это означало, что ракета ушла за пределы дальности прямой радиосвязи,- Королев положил микрофон, вышел из пультовой и, столкнувшись у выхода из бункера с Константином Петровичем Феоктистовым, порывисто обнял его со словами:

- Поздравляю! Поздравляю! Тебе это тоже нелегко досталось. Немало и я тебя поругал, крови тебе попортил. Ты уж извини, не сердись на меня...

Тут все свидетельствовало о сильном эмоциональном подъеме, которому, наконец, позволил себе отдаться Главный конструктор: и обращение к Феоктистову на "ты" (хотя они работали вместе многие годы, но, как мне казалось, в личную дружбу эти отношения не переросли), а главное, сам факт принесения извинений - просить прощения у кого бы то ни было и за что бы то ни было этот человек не любил! Не в его характере это было.

Королев был человеком очень эмоциональным. Но интересно, что во внешних проявлениях своих эмоций отличался строгой избирательностью. Такие чувства, как гнев или возмущение, он не только не скрывал, но, напротив, демонстрировал даже с некоторым "усилением", как я подозреваю, исходя из соображений, так сказать, осознанно педагогических ("чтоб мышей ловить не разучились"). Но задумчивым, растроганным его видели редко. Один из таких случаев очень мне запомнился.

Это было 13 апреля 1961 г.,- наутро после всколыхнувшего мир полета Гагарина. Впрочем, на счет "всколыхнувшего мир" люди, бывшие накануне на космодроме, могли еще только догадываться.

И вот целая группа участников пуска корабля "Восток" во главе с Королевым, Келдышем, главными конструкторами отдельных космических систем прилетела на двух вертолетах к месту посадки корабля "Восток".

...Берег Волги. Широкий заливной луг, от которого крутой стенкой поднимается тянущийся вдоль реки пригорок. На его вершине - небольшая круглая ямка, выдавленная в грунте приземлившимся космическим кораблем.

В нескольких шагах - сам корабль, откатившийся после первого касания немного в сторону. Он обгорел с одного бока, того, который находился спереди при входе в плотные слои атмосферы. Вместо сброшенных перед посадкой крышек люков - круглые дыры. Здесь же рядом на желтой прошлогодней траве бесформенная куча материи - сделавший свое дело парашют.

В обгоревшем шаре "Востока" мне видится что-то боевое. Как в только что вышедшем из тяжелого сражения танке. Даже дыры от люков вызывают ассоциации с пробоинами.

А кругом зеленая, весенняя степь, видимая с этой высоты, наверное, на десятки километров.

Если специально искать место для сооружения монумента в честь первого полета человека в космос, вряд ли удалось бы найти более подходящее! Впоследствии так и было сделано: здесь действительно установили обелиск, точно там, где "Восток", приземляясь, выдавил в грунте маленькую лунку.

...Королев отошел немного в сторону и несколько минут простоял молча. Смотрел на корабль, на волжские просторы вокруг...

Потом провел рукой по лбу, надел шляпу, круто повернулся к группе окруживших корабль людей - и принялся кому-то выговаривать, кому-то что-то поручать, отменять, назначать сроки... Словом, вернулся в свое нормальное рабочее состояние.

До полета "Востока-2" оставалось неполных четыре месяца...